После секундного колебания я все же решила уйти.
— До свидания, месье Жиро.
— Мисс Трэмелл, — оторвал он испепеляющий взгляд от Гидеона, — до новых встреч.
И мне пришлось закончить разговор. Другого выхода просто не было. Гидеон передал меня, если можно так выразиться, с рук на руки моей маме. На прощание я бросила на него взволнованный взгляд, а он, в свою очередь, пожал плечами, показав, что не о чем беспокоиться. И я в очередной раз отметила его абсолютное самообладание и исходящую от него скрытую угрозу, которые я почувствовала еще во время нашей первой встречи. Он мог полностью контролировать любую ситуацию. Полностью контролировать Жиро.
— Приятного ланча, — сказал Гидеон, чмокнув маму в щеку и поцеловав меня в губы.
Я проводила его глазами. Если честно, я здорово нервничала от того, как Жиро смотрит на Гидеона.
Но тут мама, чтобы привлечь мое внимание, тронула меня за руку.
— Привет, — чувствуя себя страшно неуютно, вяло улыбнулась я.
Я очень боялась, что она предложит мужчинам присоединиться к нам, поскольку больше всего на свете обожала общество привлекательных молодых людей, однако она промолчала.
— Вы с Гидеоном пытаетесь как-то наладить отношения, да? — вместо этого спросила она.
— Да, — кивнула я, внимательно посмотрев на маму. Она казалась слишком хрупкой и бледной, а в ее глазах не было привычного блеска.
Попав из тихой прохлады здания в удушающую уличную духоту, я на секунду потерялась в море звуков большого города. Потом заметила Клэнси, открывшего передо мной дверь лимузина.
— Привет, Клэнси, — поздоровалась я.
Он сдержанно улыбнулся в ответ. По крайней мере, мне так показалось.
— Как дела? — спросила я.
— А твои? — ответил он вопросом на вопрос.
— Да вот, стараюсь держаться.
— Все будет хорошо, — сказал он, когда я собиралась сесть рядом с мамой. Да уж, его бы слова да Богу в уши!
* * *
Первые несколько минут за столом царило неловкое молчание. Ресторан «Нью-америкэн бистро», который выбрала мама, был залит потоками света, что еще больше усиливало неловкость ситуации.
Я ждала, что мама первой нарушит тишину, ведь это по ее инициативе мы сейчас здесь сидели. Мне тоже много чего хотелось сказать ей, но сперва необходимо было узнать, что у нее за срочный разговор. А вдруг он касается следящего устройства в моем «Ролексе»? Или ее интрижки с моим папой?
— Какие прелестные часики! — бросив взгляд на мое запястье, воскликнула мама.
— Спасибо. — Я невольно накрыла часы рукой. Эта вещица была для меня очень личной и воистину бесценной. — Подарок Гидеона.
— Но ты ведь не рассказала ему о следящем устройстве, да?! — На лице у мамы был написан нескрываемый ужас.
— Мама, я рассказываю ему абсолютно все. У нас нет друг от друга секретов.
— Возможно, у тебя и нет. А у него?
— Здесь мы полностью совпадаем, — уверенно заявила я. — Наша сила в единстве.
— Ох, — покачала она головой в коротких кудряшках. — Ева, это… замечательно. Он сможет о тебе позаботиться.
— Он уже заботится, причем именно так, как мне нужно, и его деньги здесь ни при чем.
Маме явно не понравился мой резкий тон. Она слегка поджала губы, но не нахмурилась, нет, потому что безумно боялась появления морщин.
— Ева, не спеши отказываться от денег. Деньги никогда не бывают лишними. Кто знает, когда они могут понадобиться?!
И тут я почувствовала острый приступ раздражения. Всю свою жизнь она во главу угла ставила деньги. Деньги были для нее важнее людей. Папы, например.
— А я и не отказываюсь. Просто не хочу, чтобы они управляли моей жизнью. Я знаю, ты сейчас скажешь что-нибудь вроде: «Тебе легко говорить». Но можешь поверить, даже если Гидеон останется без гроша, я все равно его не брошу.
— Он слишком умный, чтобы остаться без гроша, — обиженно произнесла она. — И вообще, не дай бог оказаться на мели.
Я тяжело вздохнула. Тема денег начала уже здорово утомлять.
— Ты же знаешь, нам это не грозит.
Она погладила черенок ножа своими отлично наманикюренными пальчиками:
— Ты на меня сердишься.
— А ты понимаешь, что папа любит тебя? Причем так сильно, что не может устроить личную жизнь. Не думаю, что он когда-либо женится. У него никогда не будет постоянной спутницы жизни, способной позаботиться о нем, — сказала я и, заметив крупную слезу, скатившуюся у мамы по щеке, добавила: — И не вздумай плакать. Речь сейчас не о тебе. Ты вовсе не являешься потерпевшей стороной.
— И что, по-твоему, я уже не имею права чувствовать боль? — непривычно резко парировала она. — Не могу рыдать из-за своего разбитого сердца? Я тоже люблю твоего отца. И хочу, чтобы он был счастлив.
— А вот мне почему-то кажется, ты его не любишь.
— Все, что я делала, — это только ради любви. Буквально все, — безрадостно рассмеялась она. — Господи, раз уж ты обо мне такого плохого мнения, то зачем вообще поддерживаешь со мной отношения?!
— Ты моя мама. Ты всегда была на моей стороне. И всегда старалась меня защитить, даже если и делала это сикось-накось. Я вас обоих люблю. И тебя, и папу. Он хороший человек и заслуживает своей толики счастья.
Взяв дрожащей рукой стакан, она сделала глоток воды.
— Лучше бы нам никогда не встречаться! Так нам обоим было бы гораздо спокойнее. Единственный светлый момент нашей совместной жизни — твое рождение. И вообще, что я могу?!
— Можешь вернуться к нему. Сделать его счастливым. Ведь, кроме тебя, ему никто не нужен. Ты, и только ты.
— Невозможно, — прошептала она.
— Почему? Потому что он не богат?
— Да. — Она схватилась за шею, словно ей нечем было дышать. — Потому что он не богат.
От маминой убийственной прямоты у меня упало сердце. Выражение ее голубых глаз было безрадостным. Раньше я за ней подобного не замечала. И зачем ей столько денег? Нет, мне никогда не понять!
— Но ты ведь и так богата. Разве этого недостаточно?
После трех разводов она стала обладательницей многомиллионного состояния.
— Нет, — проронила она. Я удивленно уставилась на нее. Невероятно! Она отвернулась, ее бриллиантовые серьги в три карата сверкнули в лучах света. — Тебе не понять.
— Ну так объясни. Пожалуйста.
— Быть может, в другой раз. Когда ты не будешь такой расстроенной.
У меня уже реально раскалывалась голова.
— Прекрасно. Я расстроена, потому что ничего не понимаю, а ты ничего не объясняешь, именно потому, что я расстроена. Так мы далеко не уйдем.
— Прости, солнышко, — с мольбой в голосе произнесла она. — То, что произошло между мной и твоим отцом…